Накануне у Михаила состоялся разговор с Макаровым относительно дальнейших планов. Все сходились на том, что дальнейшее развитие подводного флота необходимо. Но нельзя забывать и об остальном. В ходе этой войны окончательно была похоронена идея Макарова о безбронных боевых кораблях. Бой возле Ялу с английским флотом и бой после выхода из Чемульпо с японским флотом оказались очень убедительными аргументами. Хоть это была далеко не Цусима, но дальнейшие концепции развития флота все же наметились. Одновременно удалось внушить своим противникам, в первую очередь Англии, панический страх перед подводными лодками. До такой степени, что они даже переоценили их. И этим надо умело воспользоваться, подбросив важную дезинформацию о постройке громадных подводных крейсеров, вооруженных мощной артиллерией в броневых башнях. Пусть поработают в тупиковом направлении. Отдельной темой была авиация. Михаил подчеркнул ее значение и необходимость развития. Это было тем более важно, так как согласно сведений, поступивших из Петербурга, Морское ведомство реформируется. Во главе будет стоять морской министр, имеющий равные права с другими министрами и являющийся одновременно командующим флотом Российской империи. И на эту должность император прочит командующего Тихоокеанским флотом Макарова, получившего после боя возле Ялу чин полного адмирала. И что вызвало зубовный скрежет у очень многих в Петербурге.
Наконец, настал этот день. Михаил спустился с мостика "Косатки" на палубу и перед тем, как ступить на трап, положил руку на эмблему, нарисованную на ограждении рубки…
— Спасибо тебе, "малышка"… Спасибо, что не подвела… Ты даже не представляешь, ч т о ты сделала…
Память всколыхнула прошлое. Перед ним снова пронеслась гражданская война, эмиграция, война в Атлантике… Так же, как когда-то он прощался со своей U-177, ставшей частицей его жизни, теперь он прощался с "Косаткой". Ставшей именно тем крохотным винтиком в сложной военной машине, переломившим ход войны в пользу России. Рядом стоял новый командир "Косатки", старший лейтенант Коваленко. Он прекрасно понимал, что творится в душе друга.
— Ну что, Михель, теперь домой? Воевать с чинушами и князьями?
— Домой, Васька… Мы пока что выиграли сражение, а не войну. Победить Японию — это самый первый этап. И далеко не самый сложный. Главные сражения еще впереди.
— Если бы не ты, то и этого бы не было. Я в тебя верю, Мишка…
И вот теперь Михаил вспоминал события последних месяцев, благо делать в дороге было особо нечего. То, что его вызовут на прием к Николаю, не вызывает сомнений. Император не устоит перед искушением лично поговорить с человеком, вернувшимся из будущего. И обеспечившего победу России на море. А вот дальше, как говорится, возможны варианты. Как бы у российского самодержца голова от успехов не закружилась…
— Михаил Рудольфович, не помешаю?
В купе заглянул Нестеров. В Петербург они возвращались не вдвоем, а целой делегацией. С Михаилом был заранее согласован список лиц, необходимых для создания подводного флота и ему пошли навстречу. Кроме них на берега Невы направлялись также офицеры, проходившие стажировку на "Косатке" — Щенснович, Власьев, Тьедер и Ризнич, доктор Кутейников, а также восемь кондукторов, бывших недавно унтер-офицерами в экипаже "Косатки" и изъявившие желание продолжить службу в подводном флоте. Радиотелеграфист Петр Мошкин ехал с конкретным направлением учиться в Морском инженерном училище, из-за чего его частенько подкалывали сослуживцы, называя "Ваше будущее благородие". Ехали также бывший командир "Енисея" Степанов и конструктор Налетов. Первому предстояло возглавить конструкторское бюро по созданию минно-торпедного оружия, а второму — уже официально стать конструктором подводных лодок во вновь созданном КБ. Их вклад в победу России на море, состоящий в разработке новых мин и взрывателей нового типа, было трудно переоценить. И ордена, торжественно врученные им лично Макаровым, ни у кого вопросов не вызвали…
— Заходите, заходите, Валерий Борисович. Уже в предвкушении скоро попасть домой?
— Есть немного. Но думаю, как нас в столице встретят?
— А тут только два возможных варианта. Либо толпа с цветами и оркестром, либо наши родные и больше никого.
— Да я не об этом. Что дальше будет?
— Первым делом обязательно вызовут к императору. Меня, во всяком случае, обязательно. А вот дальнейшее будет зависеть от результата этой беседы.
— Дай бог, чтобы все наладилось, Михаил Рудольфович… Как подумаю о тех событиях, что Вы рассказывали…
— Так ведь мы уже положили начало тому, чтобы этого не случилось. Сейчас в народе нет массового недовольства войной, а это очень важно. И война победно завершена. Вместо озлобления властью, наоборот — невиданный всплеск патриотизма и гордость за русскую армию и флот. Но вот дальнейшее, увы, во многом от нас уже не зависит…
Километр за километром, поезд покрывал огромное расстояние от дальневосточных рубежей Российской империи до ее столицы. Михаил хотел избежать ненужной шумихи, но весть о том, что возвращается экипаж знаменитой "Косатки", летела впереди них. На многих станциях приветствовали героев, а корреспонденты всеми силами пытались получить материал для газет из первых рук. И вот наконец настал момент, когда поезд, замедлив ход, приближался к Николаевскому вокзалу Санкт-Петербурга.
Выглянув в окно вагона, Михаил увидел огромную ликующую толпу. Едва поезд остановился, выстроившийся на перроне оркестр грянул марш. Здесь же был выстроен почетный караул. Едва моряки вышли на перрон, к Михаилу шагнул молодой жандармский офицер, лицо которого показалось ему знакомым.